Читать книгу "Время умирать. Рязань, год 1237 [СИ] - Николай Александрович Баранов"

кучу. Их, даже считая приближающуюся подмогу, было раза в два больше. Но нападать они, похоже, больше не собирались. Точно — стрелы кончились, а вступать в рукопашную им было не с руки: слабоват доспех, да и мелковаты у них лошадки для такого дела.

Встретились со своими верстах в двух от Сурены. Ратьша выехал вперед. За хвостом отряда присматривал Могута. Во главе встречающих ехал сам тиун Тимофей. На рослом боевом жеребце, облаченном в конский доспех. Сам тиун тоже в полном доспехе, поблескивая на солнце наборными бляхами, выехал вперед, подскакал к Ратиславу. Поздоровались. Да, тяжеловато Тимофею — не привык он к езде в тяжелой броне. Тучен тиун-воевода. Лицо покраснело, из под шлема по щекам бегут струйки пота. Да и то, сидит он больше на княжьем погосте, изредка налегке проедется по недалеким селищам, имеющим недоимки по оброку.

— Что, боярин, это и есть те страшные татары, которых ты на хвосте приволок? — утерев пот с бровей, ухмыльнулся Тимофей. — Что-то робкие они какие-то.

— Эти робкие вечор стрелами у меня с полсотни человек побили, — откашлявшись и сплюнув в сторону, отозвался Ратьша. — Да пораненных еще столько же.

— Вона как… — протянул тиун. — То-то, смотрю, маловато вас стало. Правда, два каравана от тебя приходило.

— Нормально добрались?

— Ну да. Тот, что с добычей и ранеными только вчера пополудни явился. Все живы.

— Ладно. Приглашай в город, накрывай столы, готовь бани. Умаялись люди. Лекарей позвать не забудь — раненых много.

— Сделаем.

Тиун дернул повод, разворачивая жеребца в сторону Онузлы. Ратислав двинулся следом. Позади послышался топот копыт его отряда.

Потом была баня. Вот где блаженство, которое по-настоящему могут оценить только те, кто провел четыре дня в негостеприимной почти что зимней степи. А последние сутки вообще не слезал с седла. После бани — пир. В большой дружинной избе, что стояла на княжьем погосте. Тимофей не поскупился, выставил на столы все, что имелось в закромах. И то — когда теперь отправишь оброк в стольный град. Да и суждено ли отправить его вообще? Для сидения в осаде продовольствия хватит. Хоть на полгода. Это тиун рассказал Ратьше сидючи за пиршественным столом после третьего кубка меда. Боярин после этих слов Тимофея посмурнел. Замолчал надолго, потом сказал:

— Ты думаешь в осаду садиться?

— А как иначе? — удивился тиун. — Город сей с погостом Великий князь отдал под мой присмотр и защиту.

— Не удержать Онузлу, — покачал головой Ратислав. — И я со своими людьми помочь тебе не смогу: сам знаешь, место мое в случае большой войны на засечной линии. Останется у тебя семь десятков городской стражи, да мужиков вооружишь, на стены поставишь. Сколько получится?

— Народу за стены прибежало не мало, — сжав бороду в кулаке, опустив глаза в стол, произнес Тимофей. — Кто-то уезжает дальше — за Черный лес, но многие остаются. Под две тыщи человек собралось в городе. Это вместе с женками и детишками. Мужиков и парней из них сотни три-три с половиной наберется. Все оружием владеют. Сам знаешь. Значит, на стены под четыре сотни поставлю. Бабы, опять же, помогут. Кипяток греть, камни подносить, еще чего. Думаешь, не отобьемся?

Тиун пытливо, с плохо скрытой тревогой глянул Ратьше в глаза. Тот взгляда не выдержал, отвернулся, пригубил из кубка. Потом, все же, упер взгляд в глаза Тимофея, веско сказал:

— Не отобьетесь. Войско великое идет. Такого здесь еще не бывало. Только я видел больше двадцати тысяч, а со слов пленных, татар не меньше тысяч семидесяти. Пусть даже не все они к Онузле придут. Пусть даже только те двадцать, что я видел. Долго ты против них продержишься?

Тиун надолго замолчал. Взял нож со стола, повертел его в толстых пальцах. Отложил. Промакнул рушником взмокший затылок. Сказал:

— Так уж их много?

— Много, — кивнул Ратислав.

— Ну, половцев десяток лет тому приходило тоже много. Ты же помнишь? Ничего — отсиделись. И сейчас — стены крепкие, ров почищен, валы подновлены. Не просто Онузлу на щит взять. Да и не могут степняки городов брать, а осаду выдержим — запасов хватит и на две тысячи народу.

— Эти степняки другие. Эти города берут. Великий Булгар взяли, а там стены не чета здешнему тыну. Бросать надо Онузлу, уходить всем.

— Это сказать легко. Народу собраться надо, а повозок мало. Лошадей то ж. Ехать будут медленно. Догонят обоз, побьют людей.

— Если прямо сейчас начать собираться — успеют. Войску досюда дня два идти. Посылай людей, пусть велят собираться. Ночи хватит, а завтра со светом выйдем.

— Ин, ладно, уговорил. Только вот, чего я князю Юрию Ингоревичу скажу.

— За это не бойся — я слово замолвлю. Посылай людей.

Тимофей махнул рукой, подзывая ключника, сказал ему что-то негромко. Тот заметно побледнел, потом кивнул и скрылся в дверях. После того пировали недолго — воины устали, хмель их разобрал быстро. Они разбрелись по закуткам, где уже была настелена свежая солома и полегли спать. Ратислава отвели в покои тиуна. Провалившись в пуховую перину, боярин быстро заснул.

Разбудил его тиун. Тряс немилосердно.

— Беда, боярин, — почему-то шепотом сказал Тимофей, когда Ратьша с трудом разлепил глаза. — Татары под стенами.

Сон, как рукой сняло. Ратислав вскочил с ложа и начал быстро одеваться. Из маленьких световых оконцев под потолком терема едва сочился слабый утренний свет. Натянув рубаху, он накинул на плечи овчинный тулуп, протянутый ему тиуном, и двинулся к выходу. Тимофей семенил следом.

Быстро добрались до дозорной башни, встроенной в стену на самой оконечности мыса, на котором стояла Онузла, поднялись по скрипучей лестнице на самый верх — дозорную площадку прикрытую дощатым шатром от непогоды и вражьих стрел. Ратьша намного опередил тучного тиуна, подошел к бойнице, отодвинул несущего дозор воина городовой стражи, осмотрелся. Приморозило ночью нешутейно. Иней лежал окрест такой, что, казалось, снег выпал. Ледяной припай и на Нузле и на Воронеже нарос от берега на сажень, не меньше. Так и не успевшая полностью остыть, потемневшая вода, парила. Солнце еще не взошло, только красная полоса на востоке обещала скорое его появление. Но небо было ясным и осмотреться в рассветных сумерках было вполне можно. Ага, вот и они — татары! За Нузлой почти наполдень, верстах в двух маячила россыпь всадников. На вскидку не менее двух тысяч. Монголы, половцы, или еще кто, не рассмотреть — темновато все ж.

Снизу из проруба в полу, наконец-то выбрался тиун. Отпыхиваясь, подошел к Ратьше, всмотрелся в гарцующих вдалеке степняков. Отдышался. Сказал:

— Опоздали, похоже, боярин.

Вздохнул тяжело, со всхлипом.